РГМЖурнал
Россия остается страной, привлекательной для получения высшего образования – факт, подтвержденный статистикой: на январь 2024 года количество иностранных студентов в российских вузах составляло более 355 тысяч человек – на 20% больше, чем шесть лет назад. Почему? Во-первых, Минобразования ежегодно выделяет квоты на бесплатное обучение, да и стоимость образования относительно невысока; во-вторых, огромный выбор направлений: иностранцам доступны более 4 тысяч основных образовательных программ; наконец, престиж и высокое качество образовательных услуг: в России исторически сформированы научные школы, особенно в области фундаментальных наук, поэтому, возвращаясь на родину, выпускники часто имеют серьезное конкурентное преимущество перед соотечественниками.
Важным условием для выбора именно российского вуза является знание языка. И в этом смысле появление в 2014 году первой и единственной в Вифлееме русской школы стало если не пропуском в вуз, то отличным стартом для дальнейшего получения высшего образования в России. Инициатором создания этого учебного заведения выступило Императорское Православное Палестинское Общество. Русская Гуманитарная Миссия обеспечила необходимые условия для преподавания русского языка: были закуплены и доставлены учебники, рабочие тетради, дидактические и демонстрационные материалы, мультимедийные пособия и даже создан специальный учебник для арабоговорящих детей. Однако по-настоящему поворотным моментом стал приезд в Вифлеем Натальи Калуженской, волонтера Русской Гуманитарной Миссии и первой женщины-преподавателя в школе для мальчиков, которой удалось не только обучить ребят сложнейшему русскому языку, но и открыть для них такую большую и разную Россию.
Наталья Юрьевна, за последние годы школа российско-палестинской дружбы стала для вас без преувеличения родной. Расскажите, как вы приехали туда впервые?
Я приехала в Палестину 10 ноября 2015 года абсолютно вузовским преподавателем из МИФИ, Института атомной энергетики, не работающим со школой. Главной целью нашей поездки была презентация России и ее возможностей для жителей этой арабской страны. Меня радушно встретили в Российском центре науки и культуры и практически сразу отвезли в школу российско-палестинской дружбы. И буквально на пороге я познакомилась с ее первым директором Валидом аль-Хатибом. Вместе с Сергеем Александровичем Шаповаловым он очень помог мне «войти» в эту школу, создать уникальный коллектив, сообщество учеников и учителей, с которыми я провела следующие несколько лет.
Что я увидела? Прежде всего, отсутствие дисциплины. Дети были замечательные, но – это были ребята из близлежащего лагеря беженцев. Очень активные, не признающие никакой организации, воспринимающие в качестве учителя только мужчину – взрослого, с бородой, такого, который может их наказать. Попытка построить с ними диалог так, как это принято в России, тем более в университете, – это затея, обреченная на провал. Привить им понятие дисциплины, объяснить, что это такое, стало моей первой и самой непростой задачей. Тогда же мы втроем – я и оба директора, – решили, что необходимо создать некий костяк из этой неуправляемой компании мальчишек. Мы организовали в РЦНК курсы русского языка для тех ребят, которые сами хотят учиться. Дело это было добровольное, тем не менее, сразу набралось порядка 20 учеников – и вот из них я уже создавала настоящую команду единомышленников. Надо сказать, что арабского тогда я не знала, а они не знали английского. На первый взгляд, между нами была пропасть! Да и она осталась бы, если бы не фундамент, который мы заложили на тех самых первых занятиях в центре.
Знали ли эти ребята что бы то ни было о России, когда вы с ними встретились?
Они практически ничего, совсем ничего не знали о России. В 2015 году в Палестине о России вообще говорили очень мало, не показывали русских фильмов, не транслировали российских телеканалов – ничего. Наша школа только-только появилась – и в то же время в самом Вифлееме и его окрестностях уже работали 32 иностранные школы: немецкая, французская, английская, американская и даже японская! Школ с русским языком обучения просто не существовало, да и наша школа не была в полном смысле русской: по сути, Россия построила здание и подарила его Палестине, чего, кстати, никогда ни делало ни одно иностранное государство – как правило, иностранцы арендовали помещения и открывали свои классы. Таким образом, школа российско-палестинской дружбы стала государственной, и там разрешили преподавать русский язык. А благодаря Русской Гуманитарной Миссии там появились русские преподаватели, появился учебник и вообще очень много того, что позволило пробудить в арабских детях искренний интерес к России.
Как выстраивался процесс? Ведь, по сути, у вас был один учебник, пусть и специальный для арабских детей, – и куча мальчишек, которые в жизни не видели ни одной русской буквы?
Так и есть. Не видели русского алфавита, ничего не знали о России, а вторым русским человеком, которого они увидели в своей жизни, для них была я. Честно говоря, и я не думала, что моя командировка затянется так надолго и не готовилась специально, поскольку знала, что мы едем навестить школу и посмотреть, как там идут дела. И только приступив к работе, я поняла, что, если ты не обладаешь специальными методическими и методологическими знаниями, знаниями педагога-психолога, делать там нечего.
Не только потому, что это иностранная школа, но и потому, что это особые, арабские дети. Нужно знать их менталитет, уметь правильно входить в их коллектив, вызвать к себе доверие. Я сама фонетист и интонолог – и мне очень помог опыт работы с иностранными студентами в России. Я стала слушать, как разговаривают местные учителя, на какой вибрации, на каком голосовом уровне. Напомню, что это мужская школа, и преподавали в ней строго мужчины. Все, что говорилось с привычной интонацией русского учителя, проходило мимо них, оставалось где-то на фоне. И лишь уловив ту самую местную «учительскую» вибрацию, я поняла, что это – первое, что мне поможет. Действительно, следуя за интонацией коллег, повторяя ее, я увидела отклик. Дети стали меня понимать, они просто меня услышали.
Следующей задачей стало включение в наш диалог арабского языка. Только так я могла стать им ближе, сделать шаг навстречу. И лишь обретя общий язык и интонацию мы начали работать по-настоящему. В нашем кабинете появились макеты каабы, мечети – мест, святых для каждого мусульманина, – и храма Василия Блаженного, памятника русского зодчества. Дети восприняли чужую культуру через свою веру, так им было проще и органичнее знакомиться с другой религией, с другой страной, ее символами. И с этого началась наша дружба. Дальше уже последовали методические приемы – например, аккультурация, когда не только ты входишь в пространство человека или сообщества, но и оно входит в тебя. Если мне нужно было спросить, как дела – а это обязательно в любом арабском ареале, – то я задавала вопрос только по-арабски. И когда они по-русски спрашивали меня, как дела, отвечала по-арабски: «Алхамдулилах!» Через такие простые вещи мы с каждым днем становились все ближе и ближе друг другу.
А потом те ребята, которые пришли заниматься к нам в РЦНК, стали помогать оформлять и делать лучше наш русский класс. У нас появилась библиотека, пополнять которую помогала и Русская Гуманитарная Миссия. Мы стали рисовать разные плакаты и стенды, сквозной темой которых была общность: «Мы вместе! Мы похожи!». Искали точки соприкосновения, аналогии в наших традициях и культуре: вот коврики – одинаково их плетут и в регионах России, и в Палестине; здесь женщины носят длинные закрытые платья, и в России национальная одежда похожа на местную; у нас березка, у вас – олива, зейтун… Забегая немного вперед, вспомню нашего директора Валида аль-Хатиба, который, оказавшись с ребятами в Москве, бегал за мальчишками по столице в поисках березки, которую все мечтали увидеть вживую. И вот так, обсуждая схожесть и отличия наших стран, обычаев, символов, мы знакомились и рассказывали друг другу о своей жизни. А потом от внешнего перешли к более глубокому содержанию и осмыслению того, что же значит «мы вместе»? Ребята и тут охотно включились в обсуждение: мы любим мир, мы любим быть вместе – играть, читать, писать, петь песни. Дошло дело даже до танцев! Теперь мы еще и танцуем: они показывают мне дабке, местный национальный танец, я им – перепляс, чечетку, элементы русских народных танцев. Недавно мы даже попробовали объединить оба танца в одном номере, который максимально наглядно продемонстрировал, насколько же мы все похожи! Так, от игровой методики, мы перешли к методике отчасти университетской – изучению и осмыслению языка.
А как вы формулировали для себя задачу-максимум? Понятно, что «Войну и мир» ребята вряд ли смогли бы прочитать в оригинале – и всё же: может быть, целью было научить их поддержать бытовой разговор? Расширить знания о России?
Чтобы узнать что-то о стране, необходимо иметь определенный уровень знания языка. Самой первой целью было просто развернуть их в сторону русского учителя, а значит, в сторону России. Второе – необходимо было пробудить в них интерес, вызвать любопытство, желание узнать что-то новое. И только после этого попробовать научить читать и писать на другом языке, что, к счастью, у нас получилось. Арабские дети не любят писать: я как-то попала на урок химии, где ни в тетрадях, ни на доске не было ни одной формулы – и так бывает, и не в последнюю очередь это следствие отношения и большой текучки учителей. Мы же научились писать и даже успешно приступили к грамматике!
Однако приоритетной в этом случае, конечно, была речь. Мы учились прежде всего общаться. И когда у нас стало получаться, мы включили в наши беседы русскую литературу и искусство. Мы не раз устраивали вечера, на которые приезжали гости – представители Русской Гуманитарной Миссии, РЦНК, российских университетов, наши дипломаты, к нам приходили местные жители, представители интеллигенции, министерства просвещения, включая главу ведомства… Не обязательно все знали русский язык, но каждый был покорен выступлениями детей. А ребята читали Заболоцкого, Блока, не говоря уже о Пушкине, Лермонтове, Есенине и других классиках из российской школьной программы. По мере погружения в русскую литературу их отношение к России менялось на глазах. А потом мы начали ставить инсценировки, так называемые масрахия, и отрабатывать разные речевые конструкции в минипостановках. Ребята водили меня на экскурсии по Вифлеему, гулять по которому вне определенного времени запрещалось, было опасно, и тем не менее они показали мне родной город. Всё это строилось на энтузиазме самих ребят, и таких программ, внеурочных мероприятий у нас было очень много.
Сейчас все изменилось, но мы очень болеем за нашу школу. Сначала наши планы нарушила пандемия коронавируса, долгое время дети учились онлайн, потом начались забастовки учителей, военные действия… Конечно, за это время многое было упущено. Однако и сделано было немало. Первых ребят мы начали обучать русскому языку, когда они были в седьмом классе, и занимались вплоть до десятого. К сожалению, после 10 класса многие уходят из этой школы. Мальчики, которые хотели изучать язык, приходили к нам на занятия, для остальных наши уроки остались просто знакомством с Россией, кратким начальным курсом русского. В общей сложности ребят, полностью проучившихся с нами с 7 по 10 класс, было три выпуска, это примерно 200 человек. С кем-то мы расставались навсегда, а с кем-то мы дружим, связь поддерживается до сих пор. Кто-то ездил поступать в вуз в Россию, потом возвращался, кто-то ехал учиться в Египет, а кто-то после школы оставался дома, в Палестине.
Уроки в школе российско-палестинской дружбы были для ребят единственной возможностью освоить русский язык в Вифлееме?
В какой-то момент к преподаванию русского языка подключился РЦНК, где появились курсы «Знакомство с Россией». Там местные арабские дети могли пройти подготовку к дальнейшему получению высшего образования в России. Это была очень кропотливая непростая работа, процесс складывался медленно. Результаты обучения оценивала российская сторона: приезжали специалисты, проверяли работы учеников, слушали, как ребята говорят и общаются на русском. И в какой-то момент было решено особо отметить лучших учеников и организовать для них поездки в Россию. Для нас это стало неожиданностью: обычно такие путевки выделялись школе для девочек из соседнего города, где русский учили со второго класса, гораздо дольше и прилежнее. Но когда российские гости услышали, как говорят на русском наши ребята, решение было принято в их пользу – впервые! Первой стала поездка в международный лагерь «Артек», а потом группа мальчишек в сопровождении директора Валида аль-Хатиба отправилась в Москву. Эта поездка стала невероятным событием. Дети вернулись домой очень одухотворенными, еще более влюбленными в нашу страну. На следующий год поехала уже другая группа детей – в «Орленок» на Черное море. А в четвертый раз группа мальчиков отправилась в большую экскурсионную поездку, объединившую Москву и Петербург.
Занятия продолжались, и со временем мы перешли к обсуждению более серьезных тем. Так, родилась идея подробно и правдиво рассказать нашим палестинским школьникам о событиях Великой Отечественной войны, которой в их учебниках уделялось очень мало внимания, а информация давалась недостоверно. Мы решили сделать урок, посвященный сохранению исторической памяти, и подготовить его к 75-летию Великой Победы. Вместе с детьми мы провели огромную работу: собирали материалы, искали отрывки документальной хроники, подбирали музыку и даже искали информацию в местных архивах! Получился замечательный, очень трогательный урок со множеством гостей. Дети сопоставляли тексты из своих учебников с теми фактами, которые нам удалось собрать вместе, – и я видела, как взрослые люди, слушая их выступление, плакали. Мы планировали показать этот урок в других школах, но, увы, помешали коронавирусная инфекция и карантин. Прошло время, часть ребят уехала из города… Но осталась видеозапись урока, которую мы показали в рамках Международного конкурса Министерства просвещения РФ «Лучшая русская школа за рубежом». В результате наша школа в Вифлееме получила специальный приз. Уточню: среди десятков школ со всего мира, только наша школа не была русской в прямом смысле этого слова. Это была стандартная палестинская школа, где в 7 классе мальчики с нуля начинают изучать язык.
За прошедшие годы ребят было много, разных – талантливых, любознательных, интересных. Перечислить всех невозможно, но об одном мальчике хочу сказать особо. Это Халиль Хошиех, сейчас он учится в Петербурге, в государственном электротехническом университете (ЛЭТИ). Именно он снимал наш урок об исторической памяти – как и вообще все, что происходило в повседневной школьной жизни. После 9 класса он перешел в другую школу: для поступления в вуз ему нужны были технические дисциплины. Он ушел из школы, но не из нашей жизни. Каждый день он приходил к нам в центр, помогал заниматься с младшими ребятами, участвовал во всех мероприятиях. В нем без преувеличения воплотились все наши усилия, надежды и чаяния. Папа Халиля, профессиональный психолог, как-то сказал мне: «А вы знаете, мой сын – русский». И сам Халиль с гордостью это подтверждает. Он стал для всех нас особым человеком, который в самые тяжелые моменты, когда опускались руки, когда не было ни света, ни связи, отзывался на просьбу о помощи. Сейчас он сделал страноведческий цикл о Санкт-Петербурге и онлайн занимается с начинающими. И есть много детей, с которыми мы общаемся, много новых ребят, которые только-только начнут знакомство с русским языком. Хочется, чтобы они тоже полюбили нашу страну, и таких, как Халиль, стало больше.
Сейчас Халилю Хошиеху 19 лет, он приехал в Россию в начале февраля 2023 года и уже в августе был зачислен ЛЭТИ. Молодой человек изучает информационные системы и технологии, совершенствует свой русский, обзаводится новыми друзьями и планирует объехать если не всю нашу страну, то главные ее достопримечательности точно. О том, что ему дала учеба в школе российско-палестинской дружбы, как живется в Северной столице (а мы созванивались во время зимних каникул – оттуда и сетования на погоду ;)) и за что он полюбил Россию, Халиль рассказал от первого лица.
Фото: архив Н. Калуженской, Х. Хошиеха
