«Пока мы не скажем, что профессия учителя вообще престижна, таковой она быть не может». Интервью с Максимом Аркадьевым, директором специализированной общеобразовательной школы №180 г. Ташкента (Узбекистан)

Достаточно приехать в любой узбекский город, чтобы убедиться – русский язык в крупнейшем по численности населения государстве Центральной Азии чувствует себя вполне благополучно, несмотря ни на какие перипетии последних ста с лишним лет. И обращение к историческим реалиям в данном случае будет абсолютно оправданным: в Ташкенте русский стал языком делопроизводства и образования аж в 1860-х (!!), а с 1930-х годов наравне с узбекским получил статус официального уже на территории всей страны – на последующие 50 лет. С распадом Советского Союза статус этот неоднократно претерпевал изменения, однако сам язык остался популярен. Недавние единичные попытки «отменить» русский ни к чему не привели и остались только в архивных заголовках СМИ. Как родной он по-прежнему передается из поколения в поколение в русскоязычных семьях, как универсальный язык межнационального общения – преподается и изучается в школах и вузах страны, как обязательная составляющая долгосрочного стратегического партнерства Узбекистана и России – поддерживается на государственном уровне.

Согласно последней статистике, сейчас в Узбекистане работает чуть более 10 500 общеобразовательных учреждений и количество их год от года уверенно растет. Доля школ с обучением на русском языке практически неизменна – они составляют десятую часть от общего числа. При этом, по словам специалистов, интерес к изучению русского в последние годы остается высоким. Подтверждение тому – переполненные русские классы и сотни выпускников, ежегодно стремящихся продолжить образование именно в России. Об этом и не только мы поговорили с Максимом Аркадьевым, директором Государственной специализированной общеобразовательной школы №180 Шайхонтохурского района г. Ташкента, на базе которой недавно прошел мастер-класс Русской Гуманитарной Миссии для учителей русского языка.

Максим Игоревич, правда ли, что вы в свое время стали самым молодым директором школы в Узбекистане?

Эта школа для меня родная и близкая. Я сам – ее выпускник, здесь училась моя мама и даже работала недолгое время. С 2001 года начал работу в качестве вожатого, позже преподавал информатику, потом работал заместителем директора по воспитательной части, а директором стал в 2008-м. Мне было 23 с половиной года. В Узбекистане как раз проходил Год молодежи, и получилось так, что коллектив школы написал письмо руководству о том, что директором хотели бы видеть именно меня. Разумеется, я не мог не оправдать оказанное доверие, поскольку на тот момент здесь работали преподаватели, которые вели уроки еще у меня, это был основной костяк педсостава. Однако люди стареют, уходят на пенсию… Конечно, сейчас мы как никогда ощущаем нехватку таких специалистов. Несмотря на то, что нынешним преподавателям, заканчивающим вузы, так же выдают дипломы, они, скажем так, не совсем похожи на тех, что были раньше.

Собрать в педагогический коллектив выпускников, которые когда-то здесь учились, удалось предыдущему директору Юлии Павловне Петропавловской, которая посвятила этой школе 40 лет своей жизни. Время идет, и уже мои выпускники работают здесь учителями. Это здорово. Преемственность обязательно должна сохраняться.

Сколько человек сейчас учатся в вашей школе?

Сейчас почти 2 000 детей. Здание рассчитано на 964 посадочных места, поэтому учимся в три смены – единственные в районе. Но, опять же, ввиду чего: у нас есть специализированные классы с углубленным изучением математики, есть классы общеобразовательные. Чем они отличаются: в специализированном классе не может быть больше 30 детей, среди общеобразовательных у нас есть и по 35 детей, есть и по 40. Когда я начал работать здесь в качестве директора, в школе всего было порядка 36 классов. Сегодня это 58 классов – а бывало, работали и все 62!

Приходиться учиться в три смены, и это очень сложно. В первую очередь страдает младшая школа, не старшие дети. Поскольку у последних очень много уроков, в одном кабинете “поселяются” два класса. В начальной школе уроков поменьше, поэтому младшие распределяются на три смены: одни отучились, следом заходит второй класс, после – третий. Что касается старшей школы, то даже если сейчас у нас сохранилась бы система, когда дети “двигались” по учителям, все равно нехватка кабинетов осталась бы катастрофической. Да, есть проблемы, но мы все же надеемся, что когда-то они будут решены. Очень хочется в это верить.

Информации о школе в сети, к сожалению, не так много, но удалось выяснить, что открыта она была в 1963 году и какое-то время была физико-математической?..

Изначально это была школа с углубленным изучением физики. На протяжении многих лет поддерживались тесные связи с профессорским составом Государственного технического университета и с Национальным университетом Узбекистана, бывшим ТашГУ. Вплоть до 1990-х, когда школа стала гимназией, здесь работали преподаватели из вузов. Они вели математику на очень высоком уровне. Какое-то время в школе существовали кафедры, как в институте, и больше всего это было похоже на лицей: научной стороной вопроса начинали заниматься уже в школе. Соответственно, и дети были очень яркие – как, например, наш выпускник Занин Дмитрий, который в 2000 году занял первое место на Всемирной олимпиаде по математике в Сеуле, или ребята, занимавшие достойные места по физике на международном уровне. К сожалению, сейчас интерес к техническим предметам снижается – все хотят быть экономистами и финансистами.

Предлагаю обратиться к области гуманитарных знаний. Как можно оценить степень интереса к русскому языку в Узбекистане в последние годы – растет, снижается, остается на стабильном уровне?

До тех пор, пока востребованы школы с русским языком обучения, я могу с уверенностью говорить, что русский язык в Узбекистане нужен. На сегодняшний день русский язык в Республике является иностранным. Согласно Закону о государственном языке, при подготовке документов, на официальных встречах используется государственный язык, в то же время русский является языком межнационального общения. Двуязычие здесь распространено повсеместно, русский ни в коем случае не запрещается и не притесняется. Большое количество детей, так же, как и их родителей, хотят обучаться в школе с русским языком.

Здорово, когда ребенок владеет несколькими языками. К завершению школы узбекские дети говорят на трёх: родном языке, русском и английском. Изучение английского и русского в Узбекистане начинается с первого класса. Ввиду детской восприимчивости они, как маленькие магнитофончики, «записывают» все налету, и в принципе относительно неплохо владеют всеми тремя языками. Русские группы существуют в институтах, их никто не закрывает. Да, национальных групп больше. Однако в действительности даже в нашем педагогическом университете неоднократно поднимался вопрос о подготовке универсальных преподавателей, которые могут вести в классах как с русским, так и с узбекским языком обучения. Пока мы не можем ничего определенного сказать о результатах, поскольку будущие преподаватели еще обучаются. Посмотрим, что из этого выйдет.

А вообще это хорошая идея?

С учетом количества выпускников, которые идут именно в педагогический университет, вроде бы да, это неплохо. Но с каждым годом количество детей-европейцев, туда поступающих, все меньше и меньше. У тех, кто приезжает поступать из областей, подготовка очевидно слабее. Очевиден кадровый голод – к сожалению, учителей, способных свободно преподавать на русском языке, найти там довольно сложно. К решению этой проблемы подключился Алишер Усманов с программой “Класс!”, которая обеспечивает Республику Узбекистан педагогами из России – именно те школы, где русский преподается как иностранный. Поэтому такие универсальные учителя нужны, они востребованы. И есть люди, которые хотят учить и работать в профессии. Хотелось бы, чтобы программа продолжалась на постоянной основе.

Вы упомянули ребят из регионов. Различается ли уровень владения русским языком в городах и на периферии?

Не обязательно. У нас есть Фергана, Заравшан, где люди абсолютно свободно говорят на русском, пожалуй, даже лучше, чем в Ташкенте. Здесь очень много приезжих со всей страны – понятно, все хотят попасть в столицу, и в Ташкенте слышишь очень много областного говора. В то же время, если мы возьмем носителей русского из России и из Узбекистана, то здесь язык будет чище. Нет сленговых слов, речевого мусора, он более литературен, красочен, приятен на слух. Как бы странно то ни казалось. Опять же, все зависит от человека. Если он хочет самосовершенствоваться, если хочет, чтобы его понимали, он будет прикладывать к этому усилия и достигать намеченных целей. Радует одно: ситуация в Узбекистане ни в коем случае не похожа на те, что складываются в странах с печальной историей – Украиной, Молдавией, – где начинают “загибать” русский язык. Это безумно неправильно. Советский Союз разбросал тысячи людей по своим бывшим владениям, и они, часто не по своей воле, отправлялись в Узбекистан, Таджикистан, на Украину. Чаще всего это были высококлассные специалисты, которые поднимали республики – и далеко за примерами ходить не надо: мои бабушки и дедушки родились в России и были отправлены сюда работать. Таких историй множество. В итоге уезжали на время, оставались здесь навсегда.

И еще один фактор, который сегодня крайне актуален: большая часть литературы, прежде всего научной, издавалась и продолжает издаваться на русском языке. Возьмем библиотеку того же технического вуза или Национального университета Узбекистана: помимо книг на государственном языке, основная часть фондов – на русском, та самая техническая литература. Поэтому язык востребован сегодня и будет необходим в будущем.

Еще недавно – по крайней мере, так видится из России, – существенным мотивом для изучения русского языка в постсоветских странах были довольно понятные прагматичные цели: в Россию можно было уехать на заработки или получить высшее образование. Сейчас ситуация изменилась?

Нет, все так же. Дело в том, что все мы хотим для своих детей лучшего и большего. К сожалению, не всегда получается так, что человек, находясь у себя на родине, может получать те деньги, которые ему бы хотелось. Ни для кого не секрет, что довольно много трудовых мигрантов ежегодно приезжают в Россию, зарабатывают деньги и отправляют своим семьям. Не могу сказать, что это коренные жители Ташкента, скорее, люди из области, и чаще всего мы имеем в виду низкоквалифицированный труд. Конечно, есть часть интеллигенции, которая едет как квалифицированные специалисты, есть программы, призванные найти и собрать высокопрофессиональные кадры, кто-то работает по срочным контрактам и так далее. Однако в основном людей толкают к пересечению границ своей родины именно поиски заработка. Во-вторых, большое количество родителей хотят, чтобы их дети учились именно в России. Дети уезжают, получают образование, кто-то остается там, кто-то – возвращается обратно. Чаще всего это зависит от семьи. Если семья узбекская, родители, братья и сестры здесь, то ребенок скорее всего вернется в Узбекистан. Если есть какие-то корни в России, он чаще всего стремится ассимилироваться там.

Появились ли в Узбекистане альтернативные российскому направления для продолжения образования?

Китай. Сейчас в Узбекистане доступны курсы китайского, корейского языков, в Ташкенте есть хороший корейский центр. Когда-то и у нас в школе был его филиал, где преподавал очень хороший педагог, носитель языка, дети выигрывали всевозможные гранты, уезжали на учебу, но все равно возвращались домой. В основном так же, как и в Россию, в Китай и Корею в большинстве случаев люди ездят зарабатывать. Да, некоторые получают образование за границей и приезжают поднимать Узбекистан, но это лишь часть, в основном – заработок.

Давайте вернемся в школу, к вашим сегодняшним ученикам. Расскажите, что читают современные узбекские школьники? Что любят? По каким книгам учатся – достаточно ли учебников, методической литературы для изучения русского?

Приведу пример из программы недавнего мероприятия в рамках проекта «Русский язык как культурный код нации и язык межнационального общения». Сергей Александрович Архангелов, директор Государственного музея Л.Н. Толстого в Москве, привез нам замечательную выставку, посвященную выдающемуся произведению “Анна Каренина”. Выставка довольно обширная, информативная. Но, к сожалению, на сегодняшний день в школах Узбекистана не изучается данное произведение. Я ни в коем случае не говорю о том, что нужно урезать количество других писателей в программе, чтобы включить больше Толстого. Необходимо найти баланс между авторами узбекскими или близкими к ним и писателями советскими, российскими. Я считаю, те бессмертные произведения, которые изучали мы в свое время здесь же, в Узбекистане, причем независимом, все же должны быть в программе. Система на сегодня сориентирована на другое. Да, наш президент постоянно говорит о том, что необходимо больше времени уделять книге, всячески популяризировать чтение. Конечно, здорово, что сейчас дети читают всё с телефона, но, опять же, они читают не классику, к сожалению.

Справедливости ради, скажем, что в вашей школе дети не только читают, но и пишут: нам посчастливилось познакомиться с девятиклассницей Паризод Ахмедовой, которая издала собственную книжку – именно на русском.

Конечно, но это единичный случай. Таких одаренных детей у нас, к сожалению, не так много. Есть дети, которые потенциально могут развить свои таланты. Но каждому ребенку необходимо внимание, необходимо объяснить, как устроен окружающий мир, чем хорошие люди отличаются от плохих. Кто это должен делать? Конечно, родители, люди более старшего поколения. Ребенок может читать всё, что угодно, но только когда это происходит систематически, направляется старшими, корректируется, у него складывается здоровое мировоззрение, которое не будет расходиться с каноническими устоями. Те дети, которые сейчас не читают – а это большая часть, к сожалению, – остаются без царя в голове, как говорится. Раньше существовали четкие понятные рамки общепринятого. Сейчас этих рамок нет. Мы можем говорить о воспитании в семье, о том, что ребенка должны направлять взрослые… А когда сами взрослые потеряли ориентир, кто будет это делать? Возвращаемся обратно в школу. И вот тут приходится работать больше: сначала научить родителей, чтобы они потом постепенно начинали учить своих детей. К сожалению, сейчас мы сталкиваемся с поколением школьников, родители которых были “брошены” уже своими родителями в 1990-х. Нужно было зарабатывать деньги, чтобы растить, кормить, одевать своих детей. И воспитание, по сути, было пущено на самотек. Сегодняшние родители, недополучившие внимания, в свою очередь не могут передать своему ребенку то, чего не было у самих. Этот вакуум имеет место, и он заметен. Воспитание обязательно должно исходить из семьи, и недаром наш президент поставил такую задачу перед всей страной. В частности, в школьной программе с первого класса появился предмет “Воспитание”.  Кто, если не мы? Родители сейчас упускают этот момент.

Сколько ребят выпускаете в этом году?

В этом году мы выпускаем 97 одиннадцатиклассников, девятый класс у нас заканчивают 174 ребенка. Согласитесь, немало. И ежегодно, выпуская детей, мы мониторим, как складываются дела у каждого. Это не наш эксклюзив, все школы Республики отслеживают дальнейшую судьбу выпускников. Одиннадцать лет ребенок рос в стенах школы, рядом – как мы можем его оставить?.. Для нас эти дети родные, неважно, сколько бы лет им ни исполнилось. Пример: приходят летом дядьки и тетьки, высокие и здоровые, и говорят: “Максим Игоревич, мы привели своего ребенка”. А я помню, как они сами сидели за партами в нашей школе. И понимаю: да, время уже прокатывается и по мне, оно быстротечно и неумолимо. Все вместе мы постепенно двигаемся, растем, взрослеем. И каждый год, выпуская детей, буквально отрываем от себя часть души.

Какие планы у нынешних выпускников?

Наша школа может похвастаться тем, что на сегодня порядка 83% детей поступают в вузы. Из этого выпуска большая часть, конечно, планирует поступать в институты, и дети делают все возможное и невозможное, чтобы добиться этой цели. Причем неважно, где находится вуз – здесь, в России, где-то еще. Более того, многие у нас уже сдали вступительные экзамены, ожидают результатов. И даже есть трое выпускников, которые уже на сто процентов являются студентами вузов, они уже поступили. Россотрудничество недавно подводило итоги квотной кампании, кто-то наверняка поедет учиться по этой программе. Наконец, по существующим вузовским программам дети могут уезжать за рубеж, сдавать экзамены там или здесь онлайн, и после ехать на учебу. В этом отношении все будет более или менее ясно где-то в августе.

Но мы не должны забывать о той категории детей, которые, даже хорошо закончив школу, не идут дальше. Печальный факт: далеко не всегда дети растут в полных семьях, нередко их воспитывает одна мать. Семьи в Узбекистане не маленькие, по 3-4 ребенка, соответственно, старший пытается найти работу, чтобы помогать младшим. И таких семей с каждым выпуском меньше не становится. Есть ребята, которые подрабатывают, еще учась в школе. Это замечательные дети, их правильно воспитали, и я поддерживаю таких ребят. Для примера – в прошлом году порядка 20% детей не продолжили свое обучение в вузе. Важно, что дома никто из них не сидит, они не прожигают время попусту.

Максим Игоревич, весь наш разговор был так или иначе посвящен детям и наставникам, будь то родители или педагоги. Вы сказали, что пусть не так много, как хотелось бы, но выпускники идут в педагогические вузы. Сегодня в Узбекистане преподаватель русского языка и литературы – престижная профессия?

Пока мы не скажем, что профессия учителя вообще престижна, таковой она быть не может. Все учителя в Узбекистане получают одинаковую зарплату по единой тарифной сетке вне зависимости от географического места работы, за что спасибо нашему президенту. Но учитель русского языка, который работает в узбекской школе и ведет его как иностранный, получает 50%-ную надбавку за то, что несет этот язык в массы. При условии, что у него есть сертификат международного образца на право преподавания разных уровней языка. В нашей школе работают два преподавателя, которые сдали экзамен на получение национального сертификата.  В Узбекистане так же, как и в России, любят жить ближе к столице. И в регионах действительно есть некоторые проблемы с педагогическими кадрами, которые государство старается решать. Сельские учителя получают другие дотации, обеспечиваются жильем, для них создаются условия… Но, к сожалению, в областях остается все меньше квалифицированных преподавателей того же русского языка.

Правительство Узбекистана поощряет изучение русского языка, мотивирует преподавателей, не препятствует обучению на русском – и это очень важно…

Более того, наш президент в очень хороших отношениях с президентом России. Шавкат Миромонович Мирзиёев удостоен ордена Александра Невского, не раз бывал на Параде Победы в Москве. Наши страны близки по духу и по характеру. Сейчас в Узбекистан приехало много россиян, и о них мы тоже не должны забывать. На протяжении долгого времени мы были народами-побратимыми, и хотелось бы, чтобы так оставалось и в будущем.

И все же, Узбекистан так много делает для сохранения русского языка, его продолжения. А что для этого ещё может сделать Россия? Чем Россия со своей стороны может поддержать местные инициативы?

Относительно недавно Сергей Викторович Лавров говорил о том, что на территории Средней Азии, в Узбекистане, необходимо открыть русские школы под надзором РФ, такие школы двойного подчинения. В принципе, они уже работают в других странах, их строили там специально. Нам даже строить ничего не нужно было – мы предлагали свою школу в качестве пилотной в этом проекте. Под лежачий камень вода не течет, необходимо начать что-то делать. И мы со своей стороны к этому готовы. Хотелось бы более тесно общаться, налаживать связи с российским профессиональным педагогическим сообществом, обсуждать хотя бы школьное образование – для начала.

В Узбекистане есть госпрограмма, по которой мы все работаем. В России – вариативные программы, из которых выбирает преподаватель. В последнее время и здесь постепенно заводится некая вариативность – например, ребенок выбирает, какие предметы будет изучать углубленно. Я же выступаю за то, чтобы и у учителя был выбор, с чем именно работать. Мы рассуждаем о современных методиках, говорим о том, что преподаватель должен быть свободен, чтобы больше дать ученику… Но как это возможно, если учитель даже не может пользоваться дополнительными источниками, инструментами в своей работе? К сожалению, существующая программа рассчитана на то, чтобы детей “затупить”. Кроме того, сейчас мы начали подтягивать так называемую финскую систему – наверняка многие о ней слышали: учитель вызывает ребенка к доске, на что ребенок может запросто сказать: “Не пойду, отвяжись”. Я считаю, это неправильно. В частности, в странах постсоветского пространства, где метод “кнута и пряника” всегда был основным, такой ситуации быть не должно. Это мое сугубо личное мнение. Есть школа, которая устанавливает свои правила – как для детей, так и для их родителей. Существующая же система начинает сужать кругозор ребенка. Даже пересказ текста младшеклассником будет полезнее и осмысленнее, чем ответы на простейшие вопросы по тексту, как предлагается сейчас. Взять те самые большие художественные произведения, которые мы читали в свое время – да, нас заставляли, но спустя годы мы благодарны учителям, которые научили нас их читать и осмысливать.

Хотелось бы, чтобы наша школьная система оставалась ближе классической российской. Более того, в школах с русским языком обучения практически все преподаватели начальных классов пользуются именно российской методикой, потому что по ней можно по-настоящему научить. Хотелось бы найти золотую середину, и поддержка российских педагогов нам очень пригодится.

Фото: школа №180 г. Ташкента, Узбекистан