РГМЖурнал
Взаимоотношения между Россией и Уругваем переживали разные периоды. Южноамериканская страна приняла несколько волн русской эмиграции, во время одной из которых, в самом начале прошлого столетия, переселенцами был основан свой город – Сан-Хавьер, а в 1970-х–80-х годах вследствие переворота в Уругвае воцарилась военная диктатура, искоренявшая среди прочего все русское. Очередная волна исторических перемен смела антинародный режим, теперь в стране чтят память репрессированных, но вот парадокс: в городе, где по сей день живут потомки русских переселенцев, язык исторической родины практически утрачен. Сегодня связующими звеньями между Россией и Уругваем по-прежнему остаются центры русской культуры, существующие и в том же Сан-Хавьере, и в столице страны – городе Монтевидео.
В первой части большого интервью РГМ.Журналу руководитель культурного центра имени Максима Горького в Монтевидео Ольга Санина рассказала о том, как уругвайцы, несмотря ни на что, стараются сохранить островки русской культуры. В продолжение беседы мы поговорили об истории города Сан-Хавьера и будущем гуманитарных отношений между Россией и Уругваем.
Ольга, учитывая ваш отличный русский, можно предположить, что вы приехали в Уругвай. Однако вы коренная уругвайка, верно?
Да, я здесь родилась. Еще в первую волну российской эмиграции сюда прибыли мои дедушка и бабушка, а вот мой отец родился прямо на пароходе во время плавания. В его паспорте, в графе «Место рождения» так и записано: «Родился на пути следования в Латинскую Америку».
Наша семейная история напрямую связана с появлением русского поселения Сан-Хавьер, которое основали 300 семей из России, среди которых были и мои предки. Условия были очень тяжелыми. Сначала поселенцы прошли карантин в Монтевидео, потом их отправили в плавание на военном корабле по реке Уругвай и в итоге выгрузили на берег, толком не предоставив никаких средств для освоения земли и налаживания быта. Первое время приходилось жить в военных палатках. Многие не выдерживали и отправлялись на поиски лучшей жизни. Мой отец поселился в городе Пайсанду, где я и появилась на свет. Родители отвечали за тот самый Центр имени Максима Горького, о котором я рассказывала, в нем же они жили, поэтому можно сказать, что он стал моим первым домом. Отец прожил в Уругвае 46 лет, а в 1959 году принял решение вернуться в Россию вместе со всей семьей. Мне довелось пожить в разных республиках СССР, в том числе и на территории современной Украины, где я получила высшее педагогическое образование. А вскоре после распада Советского Союза я приняла решения вернуться в Уругвай, где и живу до сих пор, преподаю русский язык и работаю в Клубе Горького.
Как вышло, что тогда, в 1913-м, переселенцы столкнулись с такими трудностями?
Я считаю, тому есть две основные причины. Первая – у Уругвая попросту не было возможности обеспечить людей всем необходимым. Вторая связана с тем, что колонисты были членами религиозной секты, и договор о переселении заключался между президентом Уругвая и лидером секты, а не между двумя правительствами. Сам религиозный лидер и инициатор создания нового поселения Василий Лубков был родом из Воронежа. Более того, когда я уже вернулась в СССР, мне довелось пообщаться со священником, который нашел в архивах документы и раскрыл мне историю этого человека. Лубкова не устраивал традиционный православный канон, и он откололся от церкви, создав религиозное течение под названием «Новый Израиль». Постепенно ему удалось собрать большое количество последователей, преимущественно из безземельных крестьян Воронежской и Астраханской областей, а также Ставропольского края, откуда были родом и мои дедушка с бабушкой. Все вместе они и отправились в Уругвай в 1913 году.
На новой земле Лубков пытался устроить жизнь по своим собственным правилам, требовал, чтобы его называли папой и во всем подчинялись, а несогласных изгонял из поселения. Год за годом правил становилось все больше, а вместе с ними росло и недовольство главой секты. К концу 1920-х он утратил контроль над поселением и принял решение вернуться в СССР вместе с оставшимися сторонниками. Вскоре в Советском Союзе развернулась волна сталинских репрессий, под которые попали Лубков с единомышленниками. В Сан-Хавьере же по сей день стоит дом, в котором жил лидер секты «Новый Израиль». Теперь это историческое здание, а немногие последователи учения Лубкова иногда проводят там свои собрания.
Поддерживают ли сегодня жители Сан-Хавьера связь с исторической родиной?
Да. Несмотря на всю одиозность Василия Лубкова, к 100-летию со дня основания Сан-Хавьера был подписан договор о дружбе с Воронежем, где, напомню, родился и жил лидер секты. Тогда же по инициативе России в Сан-Хавьер был направлен хореограф, который помог нашим центрам организовать танцевальные группы. Более того, при поддержке российского посольства в Уругвае сан-хавьерский коллектив «Березка» уже дважды побывал в России – в Воронеже и Санкт-Петербурге.
Другое дело, что по большому счету танцевальный ансамбль – это единственное, что связывает жителей Сан-Хавьера с их исторической родиной. В частной жизни традиции сохраняют буквально единицы. Например, Лео Лёртугин, который живет в Монтевидео, но часто ездит к своим родителям и занимается популяризацией русской кухни. Или Денис Романюк – у него есть своя небольшая пекарня, где хлеб готовится по русским рецептам. Но, опять же, это скорее исключения из правил. Сегодня в Сан-Хавьере даже русский язык знают очень немногие. Раньше там был свой учитель и даже небольшой хор, затем я сама ездила давать уроки русского по выходным, однако постепенно все сошло на нет. Однако не все так безнадежно: недавно при активном участии Координационного совета соотечественников в Уругвае Русская Гуманитарная Миссия запустила онлайн-курсы по изучению русского языка. Их ведет Наталья Калуженская и, насколько я знаю, ее занятия пользуются популярностью среди жителей Сан-Хавьера.
Причина постепенного исчезновения русского из обихода кроется в смене поколений?
Думаю, все дело в отсутствии некоего стержня, мощного объединяющего фактора. Здесь уже много смешанных браков, связь с исторической родиной хоть и есть, но она далеко не так сильна, как хотелось бы. В такой ситуации, как мне кажется, сохранению идентичности могла бы помочь религия, но в Сан-Хавьере из-за сектантского прошлого нет прочной связи с русским православием. Конечно, существуют разные местные церкви, а вот именно русской православной – нет.
Расскажите, как выглядели и воспринимались перемены в отношениях между нашими странами изнутри страны?
Разное бывало. До 1970 года к русским и к СССР относились тепло, и это не случайно: Советский Союз активно помогал Уругваю в середине прошлого века. К тому же избавление мира от фашизма пробудило в сердцах местных жителей подлинное восхищение русским народом. Однако все оборвалось в начале 1970-х, когда в Уругвае установился военный режим. К власти пришли правые силы, которые репрессиями искореняли все, что так или иначе было связано с социалистической идеологией и даже просто с русской культурой. В то время я не жила в Уругвае, но наслышана о тех страшных двенадцати годах диктатуры, когда каждый носитель русской фамилии рассматривался как потенциальный враг государства.
Хорошо помню рассказ моего старшего брата, который тогда жил в Уругвае и работал в Пайсанду на сахарном заводе. У него уже была своя семья, ни в какие оппозиционные объединения он не вступал, прекрасно осознавая все риски. И вот однажды к управляющему пришли военные со списком из пяти человек – все с русскими фамилиями, в том числе и мой брат. Они потребовали, чтобы руководитель выдал этих людей, однако он не поддался на давление и заявил, что если работники покинут фабрику, то придется остановить все производство, чем и спас пятерых невиновных от тюрьмы и пыток. Многим, увы, не удалось избежать репрессий. Самая известная жертва – Владимир Рослик. Он работал врачом, получил в Москве прекрасное образование и пользовался в Уругвае большим уважением как отличный специалист. Человек не делал ничего плохого, наоборот – он лечил людей, тем не менее в последние годы военного режима его арестовали и запытали до смерти. Спустя годы по нашей инициативе в его честь был переименован небольшой сквер возле центра имени Горького в Монтевидео, а в его родном городе Сан-Хавьере – установлено несколько памятников.
Кстати, в годы диктатуры досталось и самому городу. Его русский культурный центр был буквально разгромлен: уничтожили все музыкальные инструменты, сожгли костюмы для танцев… В те годы все люди русского происхождения жили в страхе, старались скрывать свою идентичность. О самом же СССР власти сочиняли всякие небылицы: то про подводную лодку у берегов Уругвая, то еще какие-нибудь страшилки – все для того, чтобы мотивировать репрессии против русских. Впрочем, репрессии затрагивали и самих уругвайцев – за годы диктатуры бесследно исчезли тысячи человек.
Сегодня в Уругвае не забывают те события. По аналогии с тем, как в России проходит шествие «Бессмертного полка», здесь ежегодно собираются на памятную процессию в честь жертв репрессий, а ее символом стали ромашки, которые участники несут в руках.
Сегодня Россия все активнее смотрит в сторону стран Латинской Америки, стремится развивать сотрудничество сними. Сказывается ли это как-то на жизни в Уругвае?
Мне кажется, пока не особенно. Да, конечно, те самые курсы русского языка в Сан-Хавьере – это очень хорошо и важно, но я бы не сказала, что их достаточно для того, чтобы можно было всерьез говорить об активном укреплении дружеских отношений между нашими странами. В конце концов, на нашем континенте многие довольно настороженно относятся к коммунизму и социализму, а они в свою очередь в массовом сознании плотно ассоциируются с Россией, поэтому на такую большую и сильную страну смотрят с некоторой опаской. К тому же в Уругвае события на Украине освещаются с позиций Европы и США.
В целом же большая часть местного населения и к России, и к российской политике относятся нейтрально. Да, кому-то не нравится происходящее, но то же можно сказать и про самих русских. Не стоит забывать, что Уругвай – страна эмигрантов, и здесь с большой терпимостью относятся друг к другу, и совершенно не важно, кто ты – русский, венесуэлец или пуэрториканец, а из этих стран к нам в последнее время активно переезжают. Главное, что сейчас ты живешь в Уругвае и разделяешь культуру этой страны.
Какие, по вашему мнению, следует предпринять шаги для того, чтобы в Уругвае рос интерес к России и русской культуре?
Главным образом, содействовать русским центрам. Да, в деле популяризации русской культуры в Уругвае принимают участие фонд «Русский мир», Россотрудничество, дипломатическая миссия. Время от времени они помогают организовать выставку или другое какое-нибудь мероприятие, но хочется ощущать бóльшую заинтересованность России в работе наших центров, хочется чувствовать поддержку, потому что по большому счету мы чаще всего варимся в собственном соку и решаем все задачи самостоятельно. А людям, которые по зову души хранят русскую культуру, поддерживают эти клубы, нужна поддержка, какая-то обратная связь. Наш центр находится в столице, у нас какие-никакие возможности есть, а вот в Сан-Хавьере все держится лишь на паре человек. Им трудно, но они продолжают работать. Взять хотя бы тех же хореографов… В Уругвае любят танцевать, и хочется открыть новые группы для подготовки детей, но мы не можем предоставить такую возможность. Вместе с тем русская культура – особенно литература, балет и танцы, – имеет большое значение в Уругвае. Самое время обратить на это внимание, предоставить возможность развивать и популяризировать. Вот то, что может и непременно будет способствовать росту интереса к России.
Текст: Игнат Матейкин
Фото: архив О. Саниной; https://www.facebook.com/maximogorkimvd (деятельность компании Meta Platforms Inc. запрещена в Российской Федерации)
