РГМЖурнал
Согласно определению, спасатель – это гражданин, подготовленный и аттестованный на проведение аварийно-спасательных работ. Что кроется за этой скупой и мало что объясняющей формулировкой? Спасатель – это профессия. Это призвание. Это выбор, меняющий образ жизни человека и его мировоззрение. Михаил Сафроненко – пожарный и спасатель, эксперт с 30-летним стажем. Он помогал ликвидировать последствия землетрясения в Армении в конце 1980-х, участвовал в ликвидации практически всех крупных пожаров и чрезвычайных ситуаций на территории Москвы, работал в составе отряда Центроспас за рубежом. «Наша задача – сделать так, чтобы люди жили», — кратко объясняет суть своей работы Михаил. Подробнее о профессии пожарного и спасателя – рассказывает в большом интервью специально для Русской Гуманитарной Миссии.
Насколько безопасно чувствует себя человек с такими компетенциями и опытом? Неуязвимо – или, наоборот, максимально сосредоточенно, поскольку понимает, что на каждом шагу его подстерегает опасность и случиться может все что угодно?
Если за каждым углом тебя ожидает опасность, скорее всего, у тебя паранойя. И здесь очень важно не впасть в это состояние и не начать в нем жить. Естественно, есть какие-то профессиональные моменты. Например, когда заходишь в помещение, торговый центр, то однозначно сразу смотришь, где запасные выходы, где находятся средства тушения, видишь какие-то нарушения. Замечаешь это непроизвольно. Наверное, поэтому я не очень люблю скопления людей, массовые мероприятия, многолюдные концерты – находиться в такой обстановке сложно.
Вы получили психологическое образование, а потом окончили четыре курса медицинского института – и стали пожарным. Что послужило поводом для принятия такого решения, повлияло на выбор профессии?
Мне было 16 лет, я учился в 10 классе обычной средней общеобразовательной школы и на «малом физфаке» Казанского университета для одаренных школьников. Мечтал заниматься физикой, астрофизикой, готовился поступать в Московский физико-технический. Параллельно занимался спортом – третий разряд по альпинизму, чемпион тогда еще Татарской АССР по скалолазанию среди юниоров. В общем, был этаким кудрявым юношей со взором горящим, комсомольцем, мечтал совершать подвиги. В 1988 году, в декабре, происходит землетрясение в Армении, и туда отправляют нашу спортивную команду. В обкоме комсомола говорю, что мне 18 лет – и уезжаю со всеми. Для мамы это была настоящая трагедия, только сейчас понимаю, насколько ей было сложно. Я же ехал туда с четким ощущением, что иду на подвиг. Вы знаете, конечно, что тогда случилось в Армении, буквально за секунды были разрушены несколько городов: Спитак – полностью, Ленинакан (ныне Гюмри) – на две трети, частично Кировакан (ныне Ванадзор). Порядка 25 тысяч человек погибли. Наша команда должна была работать в Ленинакане. На подлете к городу я выглянул в иллюминатор и увидел внизу огромное черное пятно. Мы приземлились, и в голове шевельнулась мысль: «Подвига не будет». Так и случилось – подвига не было. Была очень тяжелая, грязная работа.
Как психологически удалось пережить все, с чем вы столкнулись в Ленинакане? И кому пришло в голову отправлять спортивную команду, молодых ребят на такие работы?
Было тяжело. Размышляя об этом сейчас, будучи уже взрослым человеком, понимаю, что я 16-тилетнего пацана туда не отпустил бы ни при каких обстоятельствах. В стране была очень сложная ситуация, во-первых, и, во-вторых, важно понимать, как экономически функционировала система реагирования на ЧС в СССР. Мы – молодые здоровые парни, умеющие выживать, имеющие опыт спасательных работ в горах. На деле же работа предстояла совсем другая. В живых не нашли никого, доставали в основном только трупы. Операция в Армении продемонстрировала тогда целый комплекс негативных факторов, то, к чему вообще пришла система реагирования на ЧС в Советском Союзе. Государственные резервы не сработали, начали привлекать добровольцев… Ситуация требовала серьезного анализа. Произошла мощная реформа государственной противопожарной службы, которая на тот момент входила в состав МВД. Реформа-то произошла, но тут грянул 1991 год, страна была ввергнута в совершеннейший хаос. В 1992 году был создан Госкомитет по ЧС, еще три года спустя в Татарстане была образована спасательная служба — и так мы, бывшие до того добровольцами, стали профессионалами. Вдруг.
В 1992 году вы работали еще на одном масштабном ЧС, о котором до сих пор вспоминают с ужасом.
Это было землетрясение в западных районах Грузии и в Южной Осетии. Мы прилетели в Джаву, недалеко от Цхинвала, как добровольцы. Сложный вопрос, что нами тогда двигало. У каждого человека есть какие-то периоды в жизни, вехи. Молодые люди хотят подвига, стремятся быть значимыми, полезными, заметными. С возрастом приходит осознание многих вещей. Тогда мы хотели пригодиться, стать частью чего-то большого, почувствовать сопричастность к своей стране. Вокруг все рушилось – и в прямом, и в переносном смысле. Мы же пытались по мере сил если не «слепить», то хотя бы удержать действительность, принести пользу – в нашем на тот момент понимании. Сейчас очевидно, что очень не хватало знаний, понимания структуры реагирования на ЧС, информации, того, что называется профессиональной грамотностью. Нам не хватало многих вещей, которых тогда просто еще не существовало – начиная от гайдлайнов по работе и заканчивая оборудованием, техникой. Обычных вещей, которые сейчас сами собой подразумеваются в профессиональной среде.
Приехав из Армении, я подал документы в медицинский институт, поступил, потом отслужил в армии – настали тяжелые времена, грянула «капиталистическая» революция, есть было нечего, а в армии хотя бы кормили. Служил в морской пехоте, в десантно-штурмовом батальоне. Вернулся, восстановился в институте, параллельно работал в спасательной службе…А в 1997 году меня пригласили в Москву, где я сначала работал в Московском поисково-спасательном отряде, а через два года по приглашению Российского Красного Креста стал координатором программы помощи беженцам в Чеченской Республике. После вернулся в Москву, работал в Центроспасе, потом перешел в Московский пожарно-спасательный центр, стал оперативным дежурным. С 2018 года работаю на разных проектах за рубежом.
Даже в нашем разговоре пожарный и спасатель неизбежно появляются рядом. А вообще это близкие профессии, взаимозаменяемые?
Во всем мире спасательные службы очень узконаправлены. Либо это спасатели на воде, морские спасатели, либо спасатели в горах, либо спасатели в шахтах. У нас исторически спасательные работы в городах и поселках проводили пожарные – было так и в Российской Империи, и при Советском Союзе, тогда спасатели еще проводили спасработы в горах. После 1991 года произошло, скажем так, семантическое разделение, которое в наши дни уже теряет смысл, пожарные и спасатели все больше и больше объединяются.
Если человек хочет стать пожарным или спасателем – куда идти учиться?
Существует Федеральная противопожарная служба – аттестованная, с внутренними званиями, — и несколько видов пожарной охраны. Человек приходит в главное управление МЧС России по субъекту федерации, в кадровый отдел. Ему должно быть не менее 18 лет, желательно чтобы он отслужил в армии – вообще сейчас такого требования нет, но это безусловно некий бонус, — и был годен по состоянию здоровья. Потом он проходит специальное тестирование, начальную подготовку в учебном центре — и становится пожарным. Для того, чтобы стать спасателем, нужно пройти подготовку в территориальном учебном центре и аттестацию в территориальной аттестационной комиссии. Сначала присваивается звание «спасатель» без класса, через два года можно пройти переаттестацию на спасателя 3-го класса, потом 2-го и 1-го классов. А дальше, если уж человеку совсем повезет, он может стать спасателем международного класса. Прежде чем отправиться на работу за рубеж, нужно попасть в отряд Центроспас или в отряды, вылетающие за рубеж и аттестованные по стандартам INSARAG (всемирная сеть, объединяющая более 90 стран и организаций под эгидой ООН. ИНСАРАГ занимается вопросами, связанными с проведением поисково-спасательных работ – ред.). Отрядов, допущенных к международному реагированию, в России три – Центроспас, Сибирский и Дальневосточный отряды. Подробный рассказ о нюансах и тонкостях подготовки потребует не одного часа. Вообще это некий особый мир, закрытый от всех остальных.
Закрытый преднамеренно – или просто никто не интересуется, чем живут спасатели?
Да особенно никто не интересуется: мы существуем в своем мирке – спасатели, «пожарюшки». И мир этот достаточно обособлен — например, про него практически нет адекватных кино и сериалов.
Ни одного хорошего?..
Ну, российские в основном – так себе. В адрес режиссера сериала «Пять минут тишины» ни одного доброго слова не скажу, поскольку это ужасный сериал, а фильм «Огонь» — вообще без комментариев. Помню, как-то сидим, смотрим суровый фильм про спасателей, и один из наших товарищей поворачивается и говорит: «Сдается, джентльмены, что это была комедия…» Я участвовал в съемках нескольких фильмов в основном в качестве консультанта и в одном – как актер, правда, самого последнего плана. Это был хоррор-блокбастер «Тёмный мир», играл я там, как ни странно, спасателя. И когда я стал говорить режиссеру что-то вроде «такое нынче не носят» относительно профессиональных тонкостей, мне было сказано: мы не снимаем фильм про спасателей, мы снимаем фильм про потусторонние силы. Ну, аргумент серьезный. Как к консультанту прислушивались чаще. Все-таки кино – особый мир со своими законами. Люди творческие, мешать им не надо.
Вы говорили, что каждый желающий стать пожарным или спасателем должен пройти чек-ин по здоровью. Если говорить о здоровье не физическом, а ментальном – каждому ли показана профессия спасателя? Или кому-то даже пробовать себя не стоит в этом деле?
Есть два очень важных момента. Понятно, что психологическое тестирование часть людей отсеивает. И второе: когда человек начинает работать, к пониманию «моё-не моё» он приходит очень быстро. После этого люди уходят, и уходят многие. Кстати, о кино. Отсылаю всех интересующихся к замечательному фильму, который в нашем прокате назывался «Спасатель», в оригинале – The Guardian, с Кевином Костнером. Там как раз в научно-популярной форме затрагиваются вопросы о том, с какими идеями человек приходит в профессию и с какими мыслями ее оставляет. В фильме есть прекрасный диалог между бывалым и юным спасателями, уже в завязке такой конфликт поколений: юный спасатель – чемпионистый, резвый, — спрашивает у старшего – а скольких ты спас? Костнер отвечает: «Тридцать два». «Всего-то?» – хмыкает молодой. «Нет, — говорит старший. — Ты не понял — тридцать два я не спас». Так и в жизни. Когда появляется молодой и рьяный, он стремится посчитать количество спасенных, чтобы были цифры, чем больше, тем круче. А потом, со временем, начинается подсчет того, что ты не сделал. Чем не смог помочь, почему, где провалился, и как следствие — не спас человека, не разрешил ситуацию. Все это накладывает свой отпечаток, в какой-то момент ты запоминаешь только это. Смещается оптика, ценности, ты больше рефлексируешь. Когда сейчас я обучаю молодежь, обычно говорю, что мы, пожарные, очень похожи на цирковых: во-первых, живем в цирке, а во-вторых, за легкостью и красотой, которые демонстрируем под куполом, за улыбками кроется напряженный, каждодневый, до кровавых мозолей и пота, труд с постоянной необходимостью самосовершенствования. Пожарные и спасатели – такие же: пока ты постоянно тренируешься, ты можешь, ты нужен, ты востребован. Как только останавливаешься в своем развитии, тебя можно списывать.
Вы «создали систему психологического воздействия на пожарных и спасателей с применением технологии пластического грима», а также «принимаете участие в разработке и планировании учений в качестве специалиста по психологическому воздействию».
Я не создатель, а скорее один из участников этого процесса. Был у нас замечательный человек — Евгений Николаевич Чернышёв, Герой России. В 2010 году погиб на пожаре. Его можно назвать создателем этой системы. Видите ли, в отличие от тех же врачей, пожарные и спасатели практически не получают фидбека от пострадавших: мы эвакуируем, спасаем человека, сдаем его в машину скорой помощи. Он нас не помнит, пребывает в сложном состоянии, приходит в себя уже в больнице, вокруг доктора, и вот им он очень благодарен. Но момент психологического контакта в процессе его извлечения – мы не называем это «спасением», а именно «извлечением», «эвакуацией» — очень важен. Если мы сотрудничаем с пострадавшим, он нам помогает. Если не сотрудничаем – не помогает, и это усложняет дело. Когда Евгений Николаевич был жив, мы подписали договор со Щукинским училищем и привлекали студентов-актеров к нашим учениям. Мы их гримировали, создавали, по Станиславскому, предлагаемые обстоятельства, палитру роли для того, чтобы эти «пострадавшие» были максимально реальны в рамках учений. После чего «пострадавшие» встречались с ребятами, которые их «спасали», и давали им обратную связь, рассказывали о своих ощущениях в процессе спасения. Причем они в эту роль вживались заранее, минут за 40 до начала учений. И вот садится подразделение, садится условный «пострадавший» – естественно, он еще в своей роли, в ощущениях, — и начинается беседа, задаются вопросы: как тебя спасали, что ты чувствовал. Это был очень ценный опыт, поскольку, пожалуй, впервые в нашей практике появилась возможность от первого лица узнать важные сведения относительно того, как реагируют на нас пострадавшие, что они испытывают непосредственно в момент спасения.
Но ведь стоит учитывать и состояние глубокого шока, в котором находится пострадавший – в отличие от актера.
Правильно. И вот тут как раз очень важно понимать, что действия пожарного или спасателя могут этот шок усугубить, или наоборот – ослабить. Не совсем корректно говорить «шок» — это термин скорее медицинский. Уместнее называть такое состояние острыми стрессовыми реакциями человека на произошедшее. Существуют особые законы поведения человека в таком состоянии, их нужно держать в голове, вести себя соответствующе, иметь определенные гайдлайны по взаимодействию, понимать, почему это происходит – все то, что раньше мы не особо учитывали.
Продолжение интервью – скоро в РГМ. Журнале.
Еще больше о профессии пожарного и спасателя читайте в группе Fireblog на Facebook, созданной Михаилом Сафроненко и его коллегами. Сейчас в группе уже более 6,5 тысяч участников из 77 стран мира. Здесь эксперты делятся новостями, полезной информацией, интересными и малоизвестными фактами, обзорами технологий, профильными кейсами, а также дают исчерпывающие ответы на любые вопросы из области пожарной безопасности и спасательных работ.
Фото: архив М. Сафроненко
